Минимальный балл понизили сначала по русскому языку — с 36 из 100 до 24, и тогда еще можно было надеяться, что составители теста просто допустили ошибку, завысив требования. Но потом то же самое произошло с оценкой по математике: после обсчета результатов экзамена проходной балл решено было опустить с 24 до 20 баллов.

Влиятельный журналист Александр Привалов с возмущением приводит примеры задач, с которыми было достаточно справиться выпускнику, чтобы набрать 24 балла и не получить за экзамен двойку. Около 25% нынешних выпускников с этими задачами не справились: «Шкаф стоит 3300 руб., а его сборка — 10% цены. Сколько стоит шкаф со сборкой?»; «Сколько сырков по 16 руб. можно купить на 100 руб.?»

Что можно сказать об этих простейших — действительно на уровне третьего класса — примерах? Во-первых, они из реальной жизни. Во-вторых, они отражают тот уровень математики, который необходим каждому человеку. В-третьих, сама простота этих примеров — лучшее доказательство, что ЕГЭ действительно работает, показывая уровень обучения в наших школах.

Считать простые проценты можно научить любого школьника, даже с очень низким уровнем интеллекта, и изрядную долю детей с особыми потребностями. Если в третьем классе ребенок не готов к подобному интеллектуальному усилию, его можно научить этому в шестом и дополнительно закрепить в десятом. Следовательно, если 25% учеников к выпуску не умеют этого делать, значит, их этому не учили. И значит, дело не в экзамене, а в учебном процессе.

ЕГЭ тут сыграл положительную роль: он выявил проблему, не дав ее затушевать заинтересованным сторонам — учителям, директорам школ, чиновникам Минобразования. А проблема в том, что российская школа не учит своих самых слабых учеников: огромный процент плохих результатов в данном случае означает, что школа ничему не учит практически всех, кто находится ниже средней планки. Это те самые 25% учеников обычного класса обычной школы. Им не достается от школы даже знаний, достаточных, чтобы купить сырки в магазине.

Если ученик выходит из школы без этих навыков, значит, его не учили этому достаточно долго и терпеливо. Почему? Не потому, что учителя жулики и лентяи. А потому, что школьная программа так устроена: у учителя нет возможности посвящать этому достаточное количество времени. Учителя слишком торопятся научить детей считать простые проценты, чтобы двигаться дальше — к высотам алгебры, тригонометрии и высшей математики (о которых дети забудут сразу после получения аттестата и на всю оставшуюся жизнь). С отстающим учеником проскакали галопом по этим несчастным процентам. Проскакали с той скоростью, которая более или менее удовлетворяет среднего ученика и кажется мучительно медленной выдающемуся.

Если бы этого отстающего ученика несколько месяцев спокойно, не унижая и не записывая в «дебилы», учили решать простые задачки на деление с остатком, то он бы никогда не дошел до понятия интеграла, зато прекрасно освоил бы свои сырки и пошел работать слесарем. Или музыкантом — если речь идет не о слабом в целом ученике, а о выраженном таланте в другой области.

Если бы ученик мог выбирать уровень обучения по каждому предмету в отдельности и получать хорошие оценки за свои — а не средние — достижения и успехи, он бы прекрасно освоил минимум по «не своим» предметам, и — при наличии способностей в других областях — лучше успевал бы по «своим». А объективный ЕГЭ в этом случае позаботился бы о том, чтобы человек с недостаточным знанием математики не претендовал на место в физическом вузе. Школьник был бы намного счастливее, на него бы меньше давили учителя, которым отстающие мешают успевать за программой, рассчитанной на средний уровень.

Однако этот простой принцип, принятый в большинстве успешных стран, — возможность для школьника реально, а не на бумаге выбирать свою образовательную траекторию, брать по разным предметам курсы разного уровня в зависимости от способностей и интереса в той или иной области, а также и от жизненных планов — в реальности нашего образования не усвоен.

Из прогрессивных инструментов образования наша система усвоила лишь инструмент оценки достижений. Но сейчас она судорожно ломает линейку, вместо того чтобы обратить внимание на полученный при измерении результат и что-нибудь сделать с самим процессом образования. 

Жаль, если успех ЕГЭ к следующему году будет испорчен. Если будет понижена пропускная планка до нынешнего, стихийно вычисленного уровня реального положения дел (то есть так, чтобы аттестаты получили совсем неграмотные школьники). Или если будут внесены задания, предполагающие двойственную оценку и таким образом позволяющие в нужных случаях завышать балл.

Хуже всего, если власти просто засекретят статистику о результатах экзамена — это был бы наиболее контрпродуктивный вариант развития событий. Последовательное уничтожение механизмов обратной связи между обществом и правительством в последнее время стало системной проблемой российской политики. А ЕГЭ — это экзамен, способный поставить диагноз «больной скорее мертв, чем жив» системе «лучшего в мире» образования.

по материалам РБК

фото из открытых источников